|
|
Александр Есаулов |
||
|
|
Александр Эсаулов
ГЛАВА 1 ГОРОД. В НОЧЬ НА 26 АПРЕЛЯ 1986 ГОДА. ВВЕРХ, ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ
Город, небольшой, компактный, с прямыми улицами и углами, выламывался своей современной архитектурой из серых полесских сел и районных центров. Дворец культуры, гостиница, Большой торговый центр, бассейн с пятидесятиметровой водой, полдесятка школ, полтора десятка детских садиков… Богат красавец-город, что там говорить… Одних кустов роз привезли из Прибалтики тридцать тысяч и высадили прямо на городских клумбах, на тайную зависть всем городским дачникам и огородникам. Светлый и стройный, он словно парил над быстрой рекой, вызывая у каждого обитателя чувство нежной и трепетной любви. Тепло в этом году пришло необыкновенно рано, в конце апреля установилась вполне летняя жара. Солнце словно остановилось в белесой безбрежности неба, и уже не грело, как было положено в это время года, а палило, готовя природу к жаркому лету. Ветра не было вовсе. Уж не заблудился ли он где-нибудь в полесских лесах? Меж красавицами березами и стройными елками над быстрой Припятью? И в этот жаркий, почти еще полдень, в 13 часов 05 минут, был сделан первый шажок по направлению к падающей звезде: от сети был отключен седьмой турбогенератор – блок готовился к выводу на планово-предупредительный ремонт. Еще через пятьдесят пять минут в том же направлении был сделан второй, значительно большый шаг: от системы, охлаждающей активную зону, была отключена система аварийного охлаждения реактора. Эксплуатация реактора без этой системы категорически запрещена, но во время вывода блока на ремонт планировали провести эксперимент: использование электроэнергии, получаемой от турбины, вращающейся по инерции, для обеспечения нужд самого блока. Кому-то показалось, что для чистоты эксперимента нужно отключить и эту, важнейшую для безопасности, систему, и на запрет просто-напросто наплевали. Их было много, этих шагов-ступенек. Ступенька за ступенькой складывалась лестница, по которой Город взойдет на Голгофу. Пятьдесят тысяч человек отдаст безжалостная и бесчеловечная система на заклание радиоактивному Молоху, а, совсем немного погодя, еще тысячи, десятки тысяч, миллионы... Никто в мире не подозревал, что, казалось бы, такие разные события, внешне никак не связанные друг с другом, являются звеньями одной цепи. Но эта цепь, эта лестница уже выстраивалась.
И Он уже начал восхождение по этой лестнице. Еще не зная об уготованной ему судьбе, еще ничего не предпринимая, а просто потому, что он жил, потому, что это было предназначено именно ему, он уже ступил на первую ступеньку... Он не думал о предстоящей сегодня ночной смене. Ну что же, смена как смена, таких уже было в его жизни и еще будет, чего о ней думать-то? Придет время, примет смену и будет себе работать, как и положено, а утром, в шесть, сменится и они, как и договорились с друзьями, поедут на рыбалку, там и отоспится днем, когда утренний клев прекратиться. А сейчас Он отдыхал перед предстоящей рабочей ночью, но отсчет времени начался. Его судьба уже вершилась.
А лестница продолжала выстраиваться навстречу падающей звезде. В начале двенадцатого, а точнее в 23.10, начальником смены четвертого энергоблока было продолжено снижение мощности реактора: еще шажок. В полночь на блоке сменилась смена. Пришли те, кто потом разделят между собой чашу славы и позора, те, кто сделает все, что бы взорвать, и те, кто сделают все, что бы спасти, заплатив за все одинаковую цену: жизнь. Это тоже был шажок, потому, что пришедший старший инженер управления реактором (СИУР), двадцатишестилетний молодой человек, имел опыта значительно меньше, чем его предшественник. А ведь эксперимент должен был проводиться в 14.00 25 апреля, совершенно в другую смену. Но судьбу не обманешь… И она вмешалась. В лице диспетчера Киевэнерго, не разрешившего остановку блока в 14.00 25 апреля.
Он уже заступил на смену и наблюдал за главными циркуляционными насосами. Как они поведут себя во время эксперимента? Это было важно, ибо основная энергия от вращающейся по инерции турбины шла на обеспечение работы именно этих насосов. Что происходило на блочном щите управления, он не знал, у него был свой участок работы, который он обеспечивал, и хоть он и не управлял работой реактора, но он шел по ступеньками вместе со всеми, шел навстречу падающей звезде.
В 1 час 00 минут ночи снижение мощности реактора продолжилось. Еще ступенька. СИУР не смог удержать мощность реактора в нужном режиме, в связи с чем началось отравление реактора. Здесь уже начался быстрый шаг, потом бег, и, наконец, бег с немыслимым ускорением. Дальше пошла чистая ядерная физика, связанная с отравлением реактора ксеноном и йодом, положительным коэффициентом реактивности и прочими хитрыми штучками. Ступеньки становились круче и круче, но бежать по ним становилось все легче и легче, словно бежали не вверх, а вниз, набирая при этом скорость и инерцию. И когда СИУР понял: бег остановить уже невозможно, палец его пал на кнопку Аварийной Защиты 5, кнопки, которая должна привести к немедленной остановке реактора. Нажал на тормоз, но получилось, что нажал на газ. В одной точке соединились ошибки конструкторов, проектировщиков и эксплуатационников, и вместо того, что бы остановиться, реактор взорвался.
В 1 час 24 минуты вострубил третий ангел. «И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»… Судьбы многих завершились этим столкновением с падающей звездой. И воды стали горьки…..
Запрыгали стрелки манометров, заходили ходуном тяжелые корпуса насосов, задергались соединительные фланцы, из-под которых тугими струями ударила кипящая вода, мгновенно испаряющаяся, вырвавшись из тисков ужасного давления, пол, стены, покрылись широкими змеящимися трещинами. Что все это значит? Он рванулся к телефону, что бы позвонить на блочный щит управления: происходит что-то странное и страшное. Уж не потрясла ли Станцию ужасная природная катастрофа? И в это время ахнуло! Как десять японских Хиросим! Как десять американских Малышей, один-единственный из которых, принесенный самолетом с нежным именем "Энола Гей" (так, в честь своей матери, назвал свой В-29 командир экипажа Пол Тиббетс-младший) в японскую Хиросиму в отместку за Перл Харбор, одномоментно убил сто сорок тысяч человек. Казалось всю Станцию, огромное, неподъемное сооружение, подбросило над землей. Потом еще… . Еще… . Грохот… . Пламя… .. Дым…….. И нечто невидимое, едва осязаемое сухостью губ и на глазах коричневеющей кожей. Это нечто содрало с него телесную оболочку и освободило душу, принеся одновременно ужасные страдания и радость избавления.
Он не понимал, что с Ним происходит. Все стало другим, светлым, прозрачным, понятным, и от этого еще более ужасным. Тело наполнилось легкостью и он взлетел. Все-все отпрыгнуло вбок и куда-то назад, удаляясь и уменьшаясь в размерах. То, что Он увидел с высоты птичьего полета, повергло Его в смятение. Огромная, весом в две тысячи тонн, плита биозащиты, закрывающая реактор сверху, как крышка закрывает кастрюлю, была сорвана ужасающей силы взрывом. Она не закупоривала наглухо реактор, а лежала, развернутая против своего обычного положение и набекрень, словно залихватски одетая фуражка, обнажив пламенеющие внутренности реактора. Вокруг крышки, на крышах машзала и деаэраторной этажерки, на земле вокруг блока лежали выброшенные сотни тонн графита, из которого сделано нутро ядерного монстра, изливая невидимый огонь невиданной интенсивности в тысячи, десятки тысяч рентген. Что за красные машины стоят у машзала? Пожарные? Разве они не видят? Разве они не понимают, что жжет их совсем другое пламя? Пламя, которое не горит… Он кричал им в уши, Он орал им в лицо, но они не слышали и не видели Его. Они шли навстречу судьбе, еще не понимая, что это последний в их жизни пожар. Они и работали так, как делают последнюю в своей жизни работу. Он полетел в сторону ночного города. -Люди! – кричал в темные окна, - люди, проснитесь! Беда! Невиданная беда пришла в наш Город! Но люди тоже не слышали Его и безмятежно спали. Но вот начали зажигаться окна, еще редкими желтыми пятнами на фоне темных ночных домов, зазвонили телефоны. Он слышал их все. И те, которые звонили в Городе, и те, которые звонили в Киеве, а потом в Москве, и все они лгали. -Реактор цел, - лгали они, - мы охлаждаем его водой… Радиоактивный фон нормальный….. Все хорошо….. Он метался между Городом, Киевом и Великой Столицей, пытаясь достучаться до душ и сердец, удивляясь Сам Себе: как это Ему удается везде успеть? Вот Он в Киеве, в квартире первого секретаря Киевского обкома, а вот сейчас уже в Москве, в квартире у начальника Союзатомэнерго, и у министра энергетики, и у заместителя председателя Совета Министров СССР … И у самого Генсека Горбачева, которому кто-то докладывает спокойным и будничным голосом: да, авария, но жертв и разрушений нет. Рядовое, в общем, событие… И еще у многих и многих людей… И всем Он старался докричаться и достучаться: люди! Пришла беда… И жертвы! И их еще будет! И сам Он уже не человек вовсе! А нечто бестелесное и безголосое… Но его не видели и слышали… Или не хотели слышать? Кем Он был? Бестелесный… Безгласный… Неизвестный… А беда уже ломилась во всю ширь, засевая горьким урожаем поля Украины, Белоруссии, России, Польши, Швеции, Норвегии… Покатились телефонные звонки в столицах многих государств. А в самом Киеве зазвенели стойки радиоактивного контроля в атомном институте, в котором был и до сих пор есть исследовательский реактор, пущенный еще дедушкой ядерной энергетики и папой советской атомной бомбы И.В. Курчатовым. Стойки звенели, как сумасшедшие. Это Он в них звенел, пытаясь достучаться к людям. -Беда! Пришла беда! Но и здесь Его не услышали. Некому было слушать? Неужели? Или не захотели услышать? К Городу уже подтягивались тысяча сто автобусов, что бы вывезти из него душу: живое человеческое тепло. Колонна растянулась на многие километры. В ней было все, что удалось собрать в миллионном Киеве: ЛАЗы, ЛИАЗы, Икарусы, Кубанцы, Пазики, все, что могло везти пассажиров в закрытых салонах. По улицам Города заметались люди, готовя эвакуацию, на постах поеживались от неизвестности, стояли милиционеры, недоуменно поглядывая вокруг и свято веря, что форма спасет их от неосязаемой, а поэтому пока не страшной, радиации. Небо продолжали вспарывать вертолеты, бесполезно забрасывая в жерло ядерного монстра тонны свинца, доломита, песка, бора еще больше усугубляя ситуацию. Полыхал блок. Огонь поднимался выше вентиляционной трубы, а ее крайняя отметка –полторы сотни метров. Огонь выметал в атмосферу все, что еще не было выброшено взрывом.
Выброшенные из города люди растеклись ручейками по окрестным селам Полесского и Иванковского районов. Ручейки дробились, и отдельными каплями долетали до самых окраин великой страны. На лестницу, пытаясь подняться, но на самом деле, прыгая через ступеньку вниз, вставали все новые и новые люди…
Он реял над Городом, пустым, с черными глазницами мертвых окон, балконами с неубранным, обреченным вечно сохнуть, бельем, дворами, на его глазах зарастающих непроходимыми джунглями кустов, крапивы и чертополоха, оставленными детскими садами и школами, в которых уже никогда не зазвенит детский смех и крики, с враз опустевшим бассейном - гордостью города, и так и не запущенным в эксплуатацию городским стадионом вместе с парком аттракционов. А рядом, всего в трех километрах, бурно суетились незнакомые ему люди. Он жадно всматривался в лица, но не мог найти тех, с кем работал вместе всего несколько дней назад. -Где же они? – подумал Он, - где они все? Почему они все исчезли? Что делают здесь эти люди? Разве они не понимают, что все, что нельзя было делать, уже сделано? Воды уже горьки… Станция была только смертельно ранена, а город уже мертв. И свидетель этому – грустно скрипящее чертово колесо, так и не сделавшее ни одного оборота в своей вечной жизни…
ГЛАВА 2 ОТЕЛЬ «ПРЕЗИДЕНТ», БЕРЛИН, ГЕРМАНИЯ. ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ТОГО АПРЕЛЯ.
-Ну, что вы, дорогой Рауль! О каком закрытии АЭС может идти речь? Пока атомная энергетика вырабатывает треть, слышите, треть! электроэнергии в стране, ни о каком закрытии атомной энергетики в Германии нельзя даже подумать! Дородный Карл Швисс неожиданно легко поднялся из глубокого кресла и неторопливо прошел к бару. Мягко и бесшумно открылась дверца, открыв соблазнительную картину самых разнообразных бутылок. -Выпьете глоток чего-нибудь? Вы все так же предпочитаете мартель всему остальному? Вы, французы, неисправимые националисты! Может, русской водки? Виски не предлагаю, зная ваш вкус. Или капельку текилы? -Ну почему любовь к родному коньяку сразу объявляется национализмом? Я люблю мартель, потому, что это хороший коньяк, а совсем не потому, что он французский. -Хо-хо, дорогой Рауль! Поблагодарите Бога, что эти слова не услышат ваши журналюги! Уж они бы вас раскатали… За отсутствие патриотизма! Ну, так что же? Швисс достал из бара квадратную бутылку и внимательно прочитал этикетку, хмыкнул и пробурчал: -Как это можно соединить перец и мед? Бред! Но интересно… Он налил в большой пузатый стакан на палец светло-коричневой жидкости и поднес к своему большому носу. -Интересно… Так что вам, Рауль? Может, попробуете этого нового пойла? -Налейте, - без особого энтузиазма согласился Рауль Безуан, президент корпорации «Французский атом». Швисс вернулся к креслам, неся в руках два стакана с водкой. Безуан осторожно, точно так же, как минутой ранее Карл, понюхал напиток, удивленно поднял брови, отпил самую малость и зачмокал языком, определяя вкус напитка. -Хм… - несколько растерянно хмыкнул он, - как вы сказали, дорогой Карл, перец с медом? Действительно бред, но правда интересно… Очень мягкая водка. Чье производство? Швисс вернулся к бару, снова достал бутылку и внимательно изучил этикетку. -Украина. -В производстве водки они тоже решили революцию устроить? Ну-ну… Швисс поставил бутылку обратно в бар. -Ветряная энергетика сильна только в глазах наших «зеленых». У нас сейчас пятнадцать тысяч ветряков машут крыльями, распугивая всех птиц в округе! А толку с них… Аж шесть процентов электроэнергии в общем балансе! А мы даем тридцать! А этим летом, весьма жарким и безветренном, ветряки скисли вовсе, и без АЭС энергосистема Германии просто-напросто бы рассыпалась. -Нашли чем хвастать, Карл… -Ну-да… ну-да… По сравнению с вашими восьмьюдесятью процентами мы, конечно, не впечатляем… Зато наши «зеленые»… -Ай, бросьте вы, Карл! Отключите активистам «зеленых» электроэнергию, пусть посидят при свечах, и они сразу успокоятся. А водка вполне… Перец смягчен медом, вкус присутствует, а горькота почти ушла. Очень интересно… -Еще чуток? -Самую малость, печень, понимаете, побаиваюсь… -Сочувствую… Печень, конечно, жизнь осложняет, но не настолько… -Но не настолько, как что? Как ваши зеленые? -Как вам известно, дорогой Рауль, в 2002 году мы закрыли нашу АЭС «Штаде». «Зеленые», конечно, возрадовались, возгордились: ну, как же! Закрыли целую станцию! Добились, так сказать! Дураки! «Штаде» стала просто нерентабельной, вот и весь секрет. Однако, это закрытие, по каким бы причинам оно не состоялось, не украсило наш энергетический баланс. Хоть мы и продлили срок эксплуатации другой станции, но тем не менее. Бизнес должен развиваться. Отсутствие движения означает смерть, а в бизнесе еще и быструю смерть. Вы со мной согласны? -Не собираюсь оспаривать азбучные истины, только растолкуйте мне, дорогой Карл, неужели вы меня вытащили из Парижа, что бы рассказывать то, что известно каждому школьнику? -Экий вы нетерпеливый, Рауль. -Скажите напрямик, вы задумали строить новую АЭС. Я не прав? В комнате повисло молчание. Глаза Швисса недоверчиво блеснули. Он снова направился к бару, обдумывая услышанное. Конечно, он сам неосторожно намекнул Безуану, но чуть-чуть, совсем не в той степени, что бы тот сразу догадался. Неужели кто-то что-то сболтнул? Решение правления Концерна о строительстве новой АЭС было принято месяц назад в обстановке строжайшей секретности, и иначе и быть не могло. «Черный» июнь 2001 года, когда правительство Германии, под сильнейшим нажимом «зеленых», приняло решение о постепенном закрытии немецких АЭС, и вынужденное согласование этого самоубийственного закона энергетическими компаниями, поставили атомную энергетику вне закона. Месяц назад, на заседании правления, было решено спокойно, не торопясь, исподволь, подготовить почву к его отмене. Главный козырь «зеленых» - проблема отработанного ядерного топлива. Если бы удалось выбить этот козырь из их рук, то решение вопроса сильно продвинется вперед. Но, не дай Бог, если кто-то узнает об этом плане. Швисс даже боялся себе представить, какой разразиться скандал. Эти зеленые сволочи потопчутся по нему и его концерну с огромнейшим наслаждением. -Кто сказал вам эту дичь? Рауль, мы законопослушные граждане. -Дорогой Карл! Мы знаем друг друга достаточно давно, что бы ходить кругами, присматриваться и прислушиваться полгода, а потом еще полгода говорить одними намеками. -Тем не менее, Рауль, я утверждаю, что это чушь. Как можно принимать решение о строительстве новой АЭС, если есть закон, прямо это запрещающий. Мы, немцы, сильны законопослушанием. -Конечно, конечно, - согласно кивнул головой Безуан, и сделал маленький глоток из хрустального стакана. Почмокал языком, чему-то улыбнулся, снова глотнул водки и протянул стакан Швиссу, - налейте-ка еще глоточек. Совсем неплохая штучка, должен вам признаться. -А как же печень? -Ах, Карл, сколько нам осталось тех радостей… -Ваша правда, Рауль. -Но закон можно отменить. От внимательных глаз Безуана не укрылось, что при этих словах бутылка в руках Карла, чуть-чуть вздрогнула. Он понял, что угадал. -У вас появилась новая манера разговора, дорогой Рауль. Вы стали говорить неожиданностями. Да, вы правы, закон можно принять, но его же можно и отменить. Но наши чертовы депутаты, - с неожиданной силой в голосе произнес он, - никогда на это не пойдут, если им не дать хоть какой-то защиты от зеленых. Нужен довод, веский довод. Таким доводом я вижу решение вопроса вывоза из Германии радиоактивных отходов. Вы, французы, впереди всей Европы по вопросу переработки этой гадости, но процесс переработки только увеличивает ее количество. Не проще было бы увозить высокоактивные отходы из страны? -В Россию? По тысяче долларов за килограмм? Да плюс транспортировка? Они нас разденут до трусов, простите за грубость. И так вся Европа сидит у них на нефтяной игле, так вы предлагаете посадить нас на вторую? -На второй мы и так уже плотно сидим. Газ. -А-а-а… Ну да, я забыл, конечно, и газ то же. Мы меньше, вы больше… -Нет, дорогой Рауль, я предлагаю вовсе не Россию. Есть другое место, ближе и гораздо дешевле. -И где же этот Клондайк? Где этот рай, где можно просто с земли поднять миллиарды евро? Швисс взял из бара бутылку водки и вернулся в свое кресло. Внимательно изучив этикетку, поставил бутылку в центр журнального столика, стоявшего между кресел. Потом сел в кресло, показал пальцем на бутылку и неожиданно сказал: -Здесь. -Где здесь? – не понял Безуан. -В Украине, дорогой Рауль, в Украине. -Чернобыль? -Именно. -Мне приходилось там бывать. Меня не столько поразила сама станция, как покинутый город. -Чернобыль? -Нет. Чернобыль маленький сельский городок, там жило-то тысяч пятнадцать населения. В этой истории он присутствует разве что громким названием. Рядом со станцией, в трех километрах, стоит город, где жили энергетики и строители. Вы же знаете, что к четырем действующим блокам, строилось еще два? И планировалось еще четыре на другом берегу реки. Такой мощнейший энергетический узел на десять мегаватт, а то и более. Те, что за речкой, мощностью, если мне не изменяет память, по полтора миллиона, тогда установленная мощность узла равнялась бы двенадцати мегаваттам. Да…Такой гигантизм могли позволить себе только коммунисты. Вот для строителей и энергетиков и был построен специальный город. Название у него трудное, как у речки. Как его… Эта… Пр.. Пр… Припять, вот как. Там жило тысяч пятьдесят народу. -Я собираюсь поехать туда в следующем месяце. Это правда, что там закрытая зона диаметром в пятьдесят километров? -Тридцать, Карл, тридцать, но полностью закрытая зона диаметром десять километров. -Рауль, где Сибирь, и где Украина? Там надо хранить отходы! На этой станции! Построить хранилище, два, три, сколько надо! И хранить там! Это выход и для нас, и для вас. Это довод нашим депутатам, это кость нашим зеленым, что б они ею подавились! -Захотят ли украинцы? Помнится мне, у них в законодательстве есть… По-моему что-то о запрете транспортировки радиоактивных отходов по территории… -Наплевать, Рауль, мне на это наплевать! Новый украинский Президент рвется в Евросоюз, он рвется во всемирную торговую организацию… А за все надо платить, разве не так? Так пусть платит! Его надо взять в тиски, Рауль! У него проблем, выше головы, а надо еще добавить! У него проблемы с парламентом, у него конфликт в правительстве, у него конфликт с собственным народом, в конце концов… Если нажмем мы, а с другой стороны вы, то им некуда будет деться! -Право, я так глубоко не интересовался… -За то я интересовался и уверяю тебя… Парламент принял колоссальное количество льгот для населения, а денег на это нет. Остатки в бюджете разворовываются коррупционерами, восток страны к Президенту настроен враждебно. Они за черта проголосуют на первых же выборах, только не за него. Ему сейчас позарез нужна поддержка Европы, а если еще поссорить его с Россией… -Поссорить с Путиным? Зачем? Нам-то какая выгода? -Еще какая, Рауль, еще какая… У Украины сейчас два пути: либо в Европу, либо прислониться к России. Второй путь надо отрезать, тогда она пойдет в Европу. На любых условиях. А в условиях будет сказано: выгодно для Украины использовать Чернобыльские территории. Выгодно для Украины! Ну, и для нас тоже, Рауль. -Поссорить с Россией… Это легко… Украина сидит на энергетической российской игле похлеще Европы. Достаточно прекратить инъекции… -Или поднять цену на наркотик … -Согласен, или поднять цену, тогда всей украинской промышленности наступит… Это большая игра, Карл. -Разве она не стоит свеч? По малому бить, только кулак отобьешь. |
||
|
|
Зона отчуждения | 2007 - 2009 |
